Глава ХХХIХ. Вольный сын эфира. Сын эфира это
Глава ХХХIХ. Вольный сын эфира. Нокаут
Глава ХХХIХ. Вольный сын эфира
Фрэнк рассчитал все правильно. Посылая телеграмму Грановскому и Каюмову, он надеялся дезориентировать их, не задерживаясь в Бахкенте, пробраться в какой-нибудь тихий уголок под видом писателя, изучающего природу, отсидеться там и, спустя недели две-три, когда его преследователи склонятся к мысли, что «Викингу» удалось все же бежать, придумать наиболее безопасный и эффектный способ перехода границы. Его, в частности, не оставляла мысль захватить самолет с пассажирами. В случае удачи этой операции, можно было рассчитывать на большую снисходительность Энди и старика Дейва.
Мысль о горно-лесном заповеднике явилась неожиданно. Шагая по притихшим улицам Бахкента, Стенли вспомнил недавние перипетии: бегство из колхоза «Маяк» независимого лейбориста лорда Фаунтлероя, бешеный гон на мотоцикле в горный район, мостик через бурлящий сай…
«Да ведь там есть прекрасное местечко! — осенило Фрэнка. — Заповедник! Полтора десятка тысяч гектаров гор, первозданной флоры, фауны и дикого спокойствия».
…Финский домик прилепился на склоне холма, поросшего курчавкой и миндалем. Занимался рассвет, порозовели вершины далеких гор, все прозрачней становился воздух, и уже стало отчетливо видно, как бурунящий вокруг огромных валунов горный поток, ворча и захлебываясь от усердия, лижет пенными языками желтую подошву холма. Вместе с саем из ущелья лился прохладный горный ветерок.
На противоположной каменистой стороне ущелья показались три волка, за ними еще три… целая стая. Волки шли след в след, их вовсе не пугал человек в сером костюме, пробиравшийся по тропинке к финскому домику. Человек находился далеко, метрах в пятистах, за саем. Он обогнул маленькую пасеку осторожным звериным шагом.
Волки исчезли.
Человек подошел к дощатому крылечку, поднялся по зыбким ступенькам.
— Здравствуйте! — весело приветствовал человек в сером костюме обитателей финского домика. — Разрешите представиться: писатель Завойский Виталий Анатольевич. Хочу познакомиться с флорой и фауной вашего заповедника.
Обитатели заулыбались.
— Милости прошу, — отвечал квадратный мужчина страшным басом. — Хуснутдинов Гулям, старшина второй статьи, черноморец. Ныне лесник заповедника. Это моя жена, фенолог Хуснутдинова Наталья Ивановна. Причаливайте.
Завтрак прошел весело. Общительный писатель рассказывал забавные истории из своей жизни, острил. Гулям и Наталья Ивановна хохотали. К ним редко кто приезжал в гости, а живого писателя и вовсе не доводилось видеть за своим столом.
Хлебосольная пара долго упрашивала писателя погостить хотя бы еще денек. Литератору, однако, не терпелось поскорее ознакомиться с флорой и фауной, его тянуло в горы, в ущелья, к далекой, будто вылитой из меди вершине с экзотическим волнующим названием Кызыл-Тепе.
— Ах, вот куда вас тянет? — развел руками Гулям. — Интересное место. Красивое, — и пояснил: — Где-то там, у Кызыл-Тепе, километрах в тридцати отсюда, за бурными саями и перевалами, копошатся геологи, таинственно постукивают своими молоточками.
И писатель отправился в путь. Его еле уговорили взять в сопровождающие тонкого знатока заповедника наблюдателя Султанходжу Мирахматова, а также сухарей, консервов и рыболовных принадлежностей для ловли удивительно вкусной (если ее жарить на углях) рыбешки маринки.
«Викинг» ехал верхом.
На замечание проводника о том, что неплохо бы быть повнимательней на горной тропинке, Фрэнк только посмеивался. Он был в крайнем возбуждении. «Писатель» спасал свою жизнь. Риск свалиться в пропасть? Чепуха! Это не главное, что грозит жизни!
Два дня пространствовал «Викинг» в горах. Днем любовался жизнью, нагромождением скал, радовался своему существованию. А ночью в душу его закрадывался страх, пугала темнота, вздохи и повизгивания лохматой овчарки Мирахматова, которой, вероятно, снились разные собачьи неприятности; страшили тишина и ропот водопадов, безлюдье и то, что люди, может быть, поблизости, притаились, ждут. Фрэнка замучили кошмары. На вторую ночь привиделся страшный сон: крохотный, как козявка, «Викинг», задыхаясь от ужаса, бежал от великана, выше пояса ушедшего в облака. «Викинг» карабкался по скалам, бежал по узеньким тропкам, падал, сдирая когти, цеплялся окровавленными пальцами за камни, и опять бежал. А великан шагал через горы, догонял пигмея, сверкая подковками на подошвах тяжелых рабочих башмаков. Великан поднял ногу… Померкло солнце!..
Позеленевший от ночных переживаний, «писатель» заявил старому проводнику за завтраком:
— Езжай, отец, назад. Сам теперь доберусь. Дорогу знаю. И продукты сэкономим. Мне еще с недельку странствовать.
И Султанходжа Мирахматов, сдерживая радость, уехал.
«Викинг» продолжал путешествие. Ему хотелось уйти из заповедника, бежать куда глаза глядят. К вечеру, одолев еще один перевал, Фрэнк спустился в низину; его глазам открылась полянка, у края которой дрожало красное пламя костра. Навстречу Стенли спешил человек в непромокаемой куртке с откинутым капюшоном.
— Вот так сюрприз! — еще на ходу вскричал мужчина. А узнав, что перед ним писатель, пришел в восторг: — О аллах! Почему ты не существуешь! Кто же тогда сотворил чудо и заставил литератора забраться в эти горные дебри, да еще совершенно одного, без сопровождающих! Чудо. Чудо — и никаких гвоздей!
Фрэнк сидел у костра, пил чай и спирт, ел жареную маринку, улыбался, шутил и думал: «Ликвидировать этого юнца Назарматова?.. Рискованно. К чему?.. Как к чему? Он же меня видел!.. Ну, и что с того? Ведь я писатель всего лишь! Но… А вдруг за ним не сегодня-завтра приедут?..»
Сомнения разрешил сам Назарматов. Он сказал с сожалением:
— Очень жаль оставлять вас в одиночестве. Очень жаль!
— ?!
— Видите ли, Виталий Анатольевич, — отвечал геолог на немой вопрос. — Сегодня ночью за мной прилетит вертолет.
— Вертолет!!!— вскричал Фрэнк, вскакивая с травы.
— Удивляетесь? Да-да, вертолет. Самый настоящий. Прошли времена, когда нашему брату приходилось неделями пробираться по горным кручам. В три часа ночи пожалует. Наш начальник хронометру подобен. Дал мне ровно неделю… Чего это вы так смотрите?
Назарматов улыбнулся до ушей и продолжал:
— А я, между прочим, не на щите, а со щитом возвращаюсь. Говорил, есть здесь свинец. Искали — не нашли. А я все же остался на недельку. Явлюсь к нашему аксакалу и рюкзак с образцами — на стол. Впечатление. Недаром я здесь вырос. Мальчишкой по горам лазил.
Слушая Назарматова, Стенли кивал головой: «Вертолет! Вертолет! Вертолет!»
Спать легли в землянке. Восточное гостеприимство молодого геолога не знало границ, он даже уступил «писателю» свой спальный мешок и теперь ежился под тонким байковым одеялом. Спать ни тому, ни другому не хотелось, разговаривать тоже. Геолог предвкушал триумф. Мечтал о триумфе и Фрэнк. Лежали молча. В третьем часу ночи Назарматов поднялся и, завернувшись в одеяло, направился к выходу.
— Куда вы? — привскочил Стенли, подозрительно глядя в спину геологу.
— Костер разжечь. Вертолетчикам ориентир соорудить.
— Постойте-ка. С вами пойду, помогу. Я, пожалуй, тоже улечу, не проживу один в землянке — волком взвою.
Назарматов и Фрэнк вышли наружу. Близко, казалось, над самой головой подрагивали отборные звезды, их словно знобило от ночного холода. Воздух, студеный и вкусный, как ключевая вода, вливался в легкие. Стенли чудилось, будто бы он и не дышит вовсе, а пьет эликсир жизни, чуточку пьянящий, веселящий душу.
Они быстро собрали сухие ветки, валежник. К небу взметнулся длинный язык пламени.
— Совсем как на партизанском аэродроме, — задумчиво сказал Назарматов. — Только там несколько костров зажигали. Я ведь два года партизанил… Хорошее было время. Хорошее и грозное.
Молодой геолог вздохнул. И осталось неизвестно: вздыхает ли он о безвозвратно ушедших партизанских годах или же вспоминает товарищей своих.
— Сколько же вам лет, что вы успели попартизанить? — рассеянно спросил Фрэнк. Голова его была занята совсем другим: «Как поступить с этим… Назарматовым?» — мысль походила на навязчивую идею.
— Я подростком попал в отряд. Поехал с отцом летом в Брянск. Друг там у отца. Поехал и застрял…
Геолог не договорил, взмахнул руками и повалился лицом в траву. «Викинг» откинул далеко в сторону камень, тяжело дыша, сбегал к землянке, принес веревку, опутал ею Назарматова, сунул ему в рот носовой платок. Фрэнк злился на самого себя. Удар оказался неверным, сорвалась рука. Более того, она отказалась ударить вторично. «Баба! — ругал себя Стенли. — Истеричка!» Он взвалил на плечо жертву, отнес ее в сторону, бросил в кустарник, остановился прислушиваясь. Издалека доносился рокот мотора. Немного погодя в небе показались огоньки. Пилот заметил костер, вертолет пошел на снижение.
Машина с ревом устремилась к земле, в темном небе светился алюминиевым блеском огромный винт, он нес с собой грохот и ураган. Вертолет плавно коснулся травы. Из кабины вылезли двое в скрипучих кожаных куртках. Фрэнк устремился навстречу.
— Ага! Вот он, новый Робинзон, держи его! — добродушно воскликнула одна куртка.
— Хватай монаха-отшельника! — отозвалась другая. «Викинг» выжал из себя смешок, приблизился к летчикам, крепко пожал им руки.
— Что за черт! — воскликнул вдруг пилот, зажигая карманный фонарик. — Никак мы адресом ошиблись? Мы к Назарматову…
— Он уехал верхом, — пояснил Фрэнк. — Придется другого Робинзона вывозить.
В ночной тишине раздался крик:
— Держите его-о-о! Это преступник!!— Назарматов, видимо, очнулся и ухитрился освободиться от кляпа.
Летчики прислушались.
— Кто это?
«Викинг» молча ударил одного ногой в пах, бросился на другого. Противник оказался крепким, но он был ошеломлен внезапным нападением, а Стенли хватался за жизнь. Удар головой в подбородок — и пилот покатился по траве.
«Викинг» бросился к вертолету. Щелкнул пистолетный выстрел, другой, третий — это, превозмогая боль, стрелял первый пилот. Фрэнку обожгло левую руку. Взревел мотор. Напрягая последние силы, пилот полз к вздрагивающей машине. «Викингу» стало страшно. «Этот пилот из тех парней, что, не задумываясь, уцепятся за шасси, полетят хоть к черту на рога! — подумал он и, скривившись от боли, потянул ручку вертикального управления.
Вертолет взвился в черное звездное небо.
Час свободного парения в воздухе — и Стенли преобразился. Вернулось чувство уверенности, в душе ощутился какой-то крайне нужный стерженек, на котором держался весь «Викинг». А как давно не было этого таинственного стерженька! Вот и простреленная рука перестала донимать злой и горячей болью. Он, правда, ее перевязал, но не поэтому утихла боль. Вернулись к Фрэнку и нахальство, и давно утраченное чувство юмора.
Вертолет мчался к границе, до нее оставалось, каких-нибудь сорок-пятьдесят километров.
— Я вольный сын эфира! Вольный сын эфира! Вольный… Вольный сын эфира! — Фрэнк в восторге орал эту фразу, невесть как пришедшую ему на ум. Орал во все горло.
Нестерпимо хотелось поспорить, рассказать о своем торжестве. И вот заработала рация. Взволнованный голос вызывал «вертолет 20–03», «Довейко» и попросту «Петю». Фрэнк понял все, изнемогая от восторга, откликнулся:
— Пригласите для разговора полковника Грановского.
Мысленно он видел полковника, словно живого, видел, как он побледнел, услышав в микрофоне всего три слова: «Я перелетел границу». «Я вольный сын эфира! Вольный! Вольный сын эфира!..»
Глава ХХХХ. Потомок викингов грозит кулаком
Солнце еще пряталось в громадном навале гор, напоминающих развалины крепости, построенной сказочными великанами, но тьма уже немного рассеялась, стала серой, чуточку прозрачной. Где-то совсем близко пряталась заветная река… Вот она слабо блеснула линией горизонта. Фрэнк отключил рацию, улыбнулся. Разговор с Грановским доставил ему удовольствие. Он отомстил, как мог врагу и в то же время обезопасил, насколько возможно, свой полет. Ведь он немного покривил душой, заявив о перелете границы, как о свершившемся факте. Пусть полковник и мальчишка-майор покусают локти! К тому же, они вряд ли поднимут шум ни границе, коль скоро их подопечный уже скрылся. Им же известна пословица: «После драки кулаками не машут».
Ровное пение мотора вдруг нарушилось. «Викинг» бросил взгляд на приборы и похолодел от ужаса. Горючего остались считанные капли, маленькая невзрачная стрелка равнодушно колебалась на нуле. «Болван! Не удосужился проверить, сколько в баках горючего», — мелькнула злая мысль. И тут же другая: «А если бы проверил? Что с того!» Фрэнк перешел на бреющий полет. Вертолет едва не касался земли колесами. Минута — и мотор заглох, машина ткнулась, запрыгала по кочкам, опрокинулась на бок. Потирая ушибленное плечо, из кабины выполз Стенли.
Рубеж! Каким далеким казался он теперь «Викингу». Словно всесильный чародеи мановением руки отодвинул его на тысячу миль. Фрэнку почему-то вспомнилась стая волков в заповеднике. Волки шли спокойно, не торопясь, след в след. Но какими трусливыми и опасными они становятся, когда на них устраивают облаву. «На меня идут с облавой!.. Я волк!..»
Над головой со свистом промчался военный самолет.
«Ищут! Меня ищут!» Фрэнк встал, зажав в руке прихваченный в кабине большой складной нож, мягким волчьим шагом двинулся во тьму.
Он таился в сухих арыках, переползал, по-звериному распластываясь на сухой шершавой земле, обдирая в кровь руки, лицо, грудь, забирался в колючий кустарник. Ему везло. Каким-то чудом он пробился к реке, залег в густом ивняке. Вот он, заветный рубеж! Над ним плавает предутренний туман.
* * *
Мухтар Шарафович выслушал доклад Грановского внешне спокойно.
— Проворонили, значит. Ушел. М-мда, — констатировал он.
Марат теребил в руках носовой платок. Петр Ильич казался равнодушным, лишь голос, глухой и напряженный, выдавал его внутреннее волнение.
— М-да-а, — еще раз протянул генерал, подходя к карте.
Он взял циркуль, пошагал его тонкими блестящими ножками по пескам, горам и рекам, спросил:
— Тип вертолета?
— «МИ-2», товарищ генерал, — пояснил майор.
— «МИ-2»…«МИ-2», — Мухтар Шарафович еще раз заставил циркуль прогуляться по карте и расхохотался: — Надул… надул нас «Викинг». Ох, как схитрил!.. Немедленно оповестить обо всем погранзону.
Недоумевающий Марат бросился к телефону.
— Так… очень хорошо, — заметил генерал, как только Каюмов положил, наконец, трубку, — А теперь и вы отправляйтесь за «Викингом». Вам предоставят весьма приличный самолет. Через полчаса доставит на место.
— Товарищ генерал, почему вы решили… — заикнулся было Марат.
Мухтар Шарафович улыбнулся одними глазами.
— Не мог ваш «любимец» перелететь границу. Это он прихвастнул… Нет, умышленно ввел в заблуждение. Дальность полета «МИ-2» — четыреста тридцать километров. Пусть даже на два десятка километров больше. Вот я и прикинул…
— Не дотянул! — восторженно вскричал Марат, готовый обнять генерала. — Не дотянул!
— Именно. Километров пятнадцать-двадцать, — Петр Ильич порозовел от удовольствия.
— Слава аллаху! — откликнулся Мухтар Шарафович, весьма забавно воздев руки. — Догадались все же.
* * *
Военный самолет, промчавшийся над головой «Викинга», имел на своем борту полковника Грановского и майора Каюмова.
Фрэнк сидел в прибрежном ивняке. Его знобило. Страх, панический страх овладел всем его существом. «Неужели я так боюсь смерти? Боюсь, верно. Но это чувство какое-то особенное. Чувство обреченности. Моей? Нет, нашей!.. Почему нашей?! Отчего, когда я думаю об этой стране, ее народе, мне не представляются отдельные люди?.. Я вижу, как во сне, великана, шагающего через горы!.. Какая чушь… Уже светает. Если сейчас не переплыть — конец! Пора уходить в мир иной. Потомку викингов пора уносить ноги».
Осторожно раздвигая кусты, Стенли пробрался к самому берегу. Он шел как в бреду. Фрэнк развел руками последние кусты и остановился, словно увидел нечто крайне любопытное. Это нечто оказалось новеньким автоматом.
— Руки вверх, — негромко сказал коренастый раскосый солдат в маскировочном халате и, нервно подмигнув, добавил почему-то по-немецки: — Хенде хох, слышишь?
Задержанный равнодушно вскинул руки. Вдруг неожиданно шагнув вправо, отбил автомат в сторону. Прогремела длинная очередь. «Викинг» ударил солдата ножом в грудь. Солдат пошатнулся, но не упал. «Как во сне!» — подумал Стенли и второй раз взмахнул рукой.
Солдат повалился на спину, но все же успел ухватить Фрэнка за штанину.
— Не пущу, — прохрипел он. — Не пущу, подлюга!
Обезумевший «Викинг» рвался к воде, он совсем потерял голову, выронил нож, кусался, напрягал все силы. Тщетно. Рука солдата не разжималась. «Как во сне! — опять мелькнула мысль. — Нет… Это не сон! Это такие люди. Он не отпустит!»
На миг глаза «Викинга» встретились с глазами солдата.
— А-а-а! — закричал Фрэнк, охваченный ужасом.
— Не пу-щу, — прошевелил губами солдат. «Викинг» еще раз рванулся в сторону, рука нащупала рукоятку ножа…
Солдат закрыл глаза и пошевелил губами.
«Не пущу!» — догадался Франк. Пальцы солдата намертво сжались в кулак. Стенли полоснул ножом по штанине. «Наконец-то! Сообразил!» Пьяным шагом он побрел к воде.
…Он плыл, равнодушно прислушиваясь к всплеску пуль. Но выстрелов он не слышал. В голову лезли странные мысли: «Зачем я плыву?.. Ах да! Я спасаюсь! Зачем спасаюсь? Я давно уже труп. Зачем?.. Что зачем!»
К берегу подлетел запыленный автомобиль, из него выскочили полковник и майор.
— Уйдет, мерзавец! — чуть не плача, воскликнул Марат. — Петр Ильич, уйдет ведь!
— Темновато еще… ныряет, шельмец. На-ка, сынок. Я что-то волнуюсь, — полковник взял у сопровождавшего их солдата снайперскую винтовку, протянул ее Каюмову.
Марат стал на колено, пристроил ствол на крыле автомашины, глянул в оптический прицел и дрогнул: еще несколько взмахов — и «Викинг» доплывет до пограничного буя. Майор, затаив дыхание, плавно нажал на спусковой крючок.
…«Викинг» дернулся. Свет померк, будто великан заслонил подошвой гигантского сапога полнеба. «Что случилось? Меня укусила оса?.. В воде оса? Глупости. Это пуля… А вот и пограничный буй!.. Спасен! Мы еще с вами встретимся!.. Всплески прекратились… Они строго соблюдают соглашения… Глупцы! Я бы им показал международное право!.. Отчего это у меня в глазах огонь?.. Багровые круги… Да ведь это отвратительные рыжие муравьи с человечьими головами… О, это не муравьи… Кровь! Я захлебываюсь. Чья это кровь? Рабочих Пешта, Азиза Каюмова, раскосого солдата… Какой омерзительный муравей! Похож на паука… Сейчас его раздавит Великан. Да ведь этот муравей — я!..»
Он перестал взмахивать руками, покорно пошел ко дну. Бороться не было больше сил. «Викинг»! — электрической искрой ожгла ироническая мысль. — Ты всего-навсего муравей!»
Ноги его нащупали дно. Волоча тысячепудовое тело, Стенли с трудом выполз на берег и рухнул на мокрый песок. Полежал. Удивительно быстро прибывали силы. «Викинг» поднялся на ноги. Как в тумане увидел он на той стороне две фигуры. Фрэнк не разглядел полковника и майора, но догадался, что это именно они.
Глаза Стенли стали бледно-голубыми, почти бесцветными. Он задыхался от злости, ненависти и боли.
— Я еще вернусь! — Фрэнк скрипнул зубами и погрозил кулаком. — Мы еще посчитаемся… Бой не окончен…
Но вот «Викинг» ощутил, словно внутри у него что-то оборвалось. «Что со мной? — с тревогой подумал он, продолжая грозить кулаком. — Я жив. Наши дипломаты помогут… Что со мной? Ах, мне припомнился взгляд раскосого солдата!.. Ненавижу!..»
Стенли рухнул на колени. Кулак его по-прежнему вздымался над головой. «Я еще вернусь!» — попытался обмануть самого себя «Викинг» и повалился головой в мутную воду.
…Марат отнял от глаз бинокль:
— Кажется, нокаут, Петр Ильич?
Полковник медлил с ответом. Он еще раз посмотрел на «Викинга», пенные волны наполовину скрывали недвижное тело.
— Да, нокаут. Но бой не окончен. Схватка с господами вроде «Викинга» — схватка не на жизнь, а на смерть — продолжается…
Стриженый затылок Стенли отливал бронзовым блеском, словно шлем древнего морского разбойника.
На советской стороне вставало багряное солнце.
librolife.ru
| Седьмого ноября, хотя просто должен был. СЕДЬМОЕ НОЯБРЯ, ИЛИ ТАЙНЫЕ МЫСЛИ ЗА ПРАЗДНИЧНЫМ СТОЛОМ В этот день я всегда размышляю, даже за столом. Одной частью мозга я пью и веселюсь, ем обильные холодные закуски, а другой размышляю, и всегда есть о чём.Вспоминаю себя маленького. Гимнастёрка типа солдатской, только серая. Подворотничок беленький. С пятнышком крови, моей, между прочим. Подшивал сам, ну и вот иголкой в палец. Папа отнёсся несочувственно. Штаны хотя и того же серого сукнеца, но штатские. Тоже сам гладил, поэтому на левой штанине складка из трёх частей, как гексаграмма в «И-Цзин». Ремень лаковый, чёрный, пряжка жёлтая, надраенная, но всё равно всегда на боку. Само собой, фуражка... То на носу, то на затылке, то вообще куда-то укатывается. Серая, козырёк тоже чёрный лаковый, желтая кокарда с раскрытой книгой и восходящим солнцем... вроде бы ещё какие-то колосья там были... Отпад. И пуговицы такие же. Чувствовал себя солдатом, нет, даже офицером неведомой армии. Про Великую и Могучую Советскую Родину почему-то не думал, хотя знал...Продолжаю размышлять, хотя несут горячее. Сижу в школе, но не в классе, а в вестибюле. Назывался «рекреация». А? В городе Чарджоу Туркменской ССР такие слова продолжали существовать!.. То есть место, где восстанавливали силы. А я вот не восстанавливал силы, скорее даже наоборот ─ я читал. Книга была тонкая, но огромная. Такая вот, формата А-два, по нынешним меркам. Обложка твёрдая, картонная. Ни на какую полку не вставала, могла только лежать на столе и уж совсем интимно ставилась нижним краем на коленки, а обеими руками придерживалась в распахнутом состоянии. Меня скрывала почти целиком. Кто написал, не помню, и про что, не помню тоже. И картинки не помню, помню только что цветные. А вот одну страницу помню. Правда, не целиком. Кусочком.Горячее уже принесли. Обалденное горячее. Маиор и Джабба сказали бы — ох…ное. Мой друг Валя Громский вызнал секрет у одного старичка, старичок жив до сих пор; чего, спрашивается, секрет выдавать, если собираешься жить?.. Горячее — это индейка. Здоровенная, будто лошадь старой киргизской породы. Нет, вы не подумайте, это ветеринарное определение, так и называется — старая киргизская порода. Лошади не очень большие, но вот индейка получается забойная. Обмазывается горным мёдом, начиняется узгенским рисом с черносливом, изюмом и миндалём, ставится в духовку, и вот тут начинается секрет. Нет, не скажу какой. Кто попало прочтёт и начнёт. А так все будут завидовать — вот он, хранитель секрета. Пока индейку режут по числу присутствующих плюс добавка, я продолжаю думать. Даже горячее меня не сбивает.Соседка хватает меня под столом, и тут ещё горячее, но я всё равно не сбиваюсь. Меня можно встретить через пять лет в Нью-Йорке или в Джалал-Абаде, и я начну с того слова, на котором мы расстались. Как зовут собеседника, я могу и не помнить, но он или она, поражённые моей устремлённостью, сами выдают себя.Припоминаю дальше. Вокруг содом, в рекреации то есть. Женька Подымов, кличка «Пардон», кого-то возит мордой по паркету. Ему можно, он в первом классе третий год. А я просто сижу возле бюста Ушинского, поэтому меня никто не тронет. Боятся раскокать бюст.В книге написано про Сталина. Конечно, не во всей, но тогда ещё были люди, которые пытались соблюдать историческую справедливость. Там было написано несколько пронзительных вещей, о которых думаю и сейчас, несмотря на горячее.Например, там было написано, что Сталин был другом Ленина. Значит, были у Ленина друзья, были, несмотря на то, что его потом выпотрошили, замочили в формалине, а мозг в банке отдали в музей. Наверно, как всякие настоящие друзья, они были не в чинах и должностях, а просто его любили и по вечерам резались с ним в «дурака» для отдыха. Друзья в чинах и должностях — это уже связи. Связей у него не было, если с ним так поступили.Технология, по которой он до сих пор лишь слегка сморщился и всего чуток подгнил, оказывается, и нынче государственная тайна. Поэтому смотрю я, как Валя Громский нарезает горячее, и жаль мне Ленина, просто жаль, потому что представляю, как из Ленина вытягивают кишечник, легкие, семенники, печень, почки... Тут мне сразу вспоминаются Диккенс и Джойс, потому что у них там все жрут почки на рашпере «с лёгким привкусом мочи». Не было, похоже, у Сталина тогда возможностей возразить, чтобы его друга, лучшего друга, нарезáли на каурдак... Такая мысль должна возникать на любом пиру, чтобы не слишком увлекаться радостями жизни. Как стража у Цезаря, которая ему обгаживала любую малину, он радуется там, триумфует, а они ему в затылок: «Ты, Цезарь, не особенно радуйся!..»А ещё дальше было совершенно бесподобное место. Вот я его тогда, помню, и прочитал. Дескать, Сталина охранка искала день и ночь. Потому что он, как и Ленин, представлял реальную опасность для режима. И вот — здесь я подхожу к главному, ради чего я, собственно, вспомнил эту книжку и себя маленького, — ему приходилось скрываться и то и дело менять фамилию!.. И это не главный цимес!ИНОГДА УТРОМ ОН ЖИЛ ПОД ОДНОЙ ФАМИЛИЕЙ, А ВЕЧЕРОМ УЖЕ ПОД ДРУГОЙ!Вот тут наступил полный абзац. Я себе как представил, что у меня утром фамилия Кубатиев, а вечером, скажем, Подымов!.. А на следующее утро Мухамедбердыев, а вечером уже Дрыгин... А потом Цевлаков, а вечером Микиртичев!.. А потом Какамурадов, а вечером Гохман! А потом!..Все фамилии нашего класса и родных и знакомых я перебрал, сидя на приступочке у бюста Ушинского. Все! Идея эта, что фамилии можно поменять, да ещё ДВА РАЗА В ДЕНЬ — нет, это была не идея, это был удар грома, ку дэ фудр просто, и до сих пор она меня иногда посещает. Особенно среди пиров. Конечно, бывали и циничные размышления на этот счёт. Вот когда я был хиппи, недолго, мне приходила такая насмешливая мысль, как Сталина тормознули городовые ( заметьте, не спрашивают, мол, ты, чёрный, или даже чернож...й, документы бар?), и вежливо просят предъявить паспорт. Он предъявляет, его по-подлому переспрашивают, как фамилия, и он спокойно называет утреннюю. А на часах уже восемь вечера!... А-ааааа!...Потом я про него узнал много плохого. Однако эта мысль никуда не ушла. Она помогает мне остаться философом. Особенно среди пиров. И никто не вспоминает, что он так и прожил всю жизнь, прославился, и помер, и продолжает жить в умах людей не под своей фамилией. Да и Ленин тоже. Может, это к лучшему. Вот давайте попробуем сказать — он сталинист. Или — он ленинист. Выговаривается. А попробуйте сказать — он ульянист. Ну всё равно, однако ещё так-сяк... А вот «джугашвилист» или «джугашвилец» — это уже клеймо. Борьбе это было бы не на пользу.Поэтому, когда я вспоминаю людей, которые поменяли свои фамилии, они мне кажутся борцами за какую-то идею, пусть даже не всегда понятно за какую. А один из них оказался похож именно на Сталина. Лицом, конечно. И не совсем на Сталина, скорее на его лучшие портреты, самые красивые. Ему в московских трамваях до сих пор говорят: «Мандаринщик!..» А он не мандаринщик. Он со дня основания работает в одном из московских издательств с самым красивым названием. Конечно, ему обидно, а всё потому, что он при этом не думает о Сталине, каково ему жилось под несколькими именами сразу. Тут даже с Лениным не сравнить. У Ленина было много кличек и псевдонимов, как у Стендаля. А фамилий было мало. Правда, две были заграничные. И ещё были бумаги на имя рабочего, фамилию не помню, а имя, кажется, Никанор. Как у героя писателя Дивова. Ну, Никанор, это всякий запомнит. Даже если всё-таки Никодим. И ему с этой фамилией всего-то к Смольному надо было пробраться... Потом как-то раз в Санкт-Петербурге я попытался этой дорогой пройти и прошёл запросто. Нет, куда ему до Сталина. Между прочим, нигде потом я про Сталина этого не читал. Ну, это понятно: такой факт любую отрицательную характеристику превращает в положительную. Как если бы на роль Сталина в кино пригласили, например, Мела Гибсона. Кстати, а ведь наклеить ему усы, и очень похоже получается на некоторые портреты! И грима теперь не надо: усы и трубка, и вот уже ты Сталин. Есть некоторые литераторы, которые, куря трубку, избегают усов, а есть которые имеют усы, но при этом не решаются иметь трубку. Потому что это накладывает большую ответственность. Только писатели очень, очень крупного масштаба, размышляю я, способны завести и то, и другое. Современные авторы демонстративно избегают. Есть, например, один, который отпустил бородку без усов и при этом курит сигариллы. Это уже чистый уклонизм.Вот уже мои дорогие друзья весело поднимают бокалы в честь горячего, и я поднимаю свой бокал, чтоб не выделяться, но тайно пью за великие идеи, и очень мне жаль, что я больше никогда не прочту эту книгу.Наверное, в ней ещё что-то было, просто я по молодости не запомнил, а сочинять не хочется, я же не Пелевин. Да Пелевину такое и не поднять. Нет, не поднять. А жаль. Ведь нашлись бы дети, которые, прочитав эту книгу, выросли бы такими же, как я,— жалостливыми, умными, рассудительными. И страна у всех нас была бы совсем другая. |
alan-kubatiev.livejournal.com
«Это мой сын, простите» — ребенок эксперта разбавил скучный эфир - Новости
Девочки, ну наконец-то отпуск и через пару дней меня ждёт Крым) По плану я еду одна на 2,5 недели. Для меня главное - впечатления, поэтому еду по берегу по след.маршруту Симферополь-Судак-Алушта-Массандра или сама Ялта-Севастополь(плюс Форос и Балаклава)-Песчаное(плюс Бахчисарай)-Симферополь. Хотела велотур, не сложилось, поэтому буду гулять) В каждом пункте поживу и посмотрю красоту. Честно, минус один - я ненавижу гулять одна, мне надо делиться впечатлениями. Но компании нет, поэтому езжу иногда одна. Обычно приезжала в опр.место и имела стационар.размещение(напр.Питер). Здесь формат новый, много остановок для проживания и минимум багажа) Это вступление[smile]wink[/smile] Есть у меня знакомый, вернее я часто знакомлюсь с мужчинами на сайтах, он как раз такой. Знакомы год. По общест.меркам вроде неплох, без бывших жён и алиментов, без ипотек, не курит(пьёт немного в праздник за столом), умеет руками работать. Хочет семью и детей. Но мне он не нравится внешне, да и он из деревни(никого не унижаю, но это очень чувствуется). У нас [u]ничего[/u] не было, только несколько встреч. Но он прямо держится за меня(зачем?!). За этот год он переехал в мой город(я его не приглашала), работает и живёт в общежитие. Давно предлагает семью, брак и детей. Спросил, в каком районе я хочу жить, и купил именно там однушку-новостройку. Короче, почти идеал, но я [u]не хочу[/u] с ним быть. Он об этом знает, но чего-то ждёт и надеется(даже подозрительно). в общем, он мне предлагает себя в качестве напарника для шатания по Крыму. Вот [u]нужен мне он в Крыму?![/u] может он раскроется как мужчина и меня увлечет? хотя может наоборот будет бесить и испортит мне отпуск? второй вариант меня очень останавливает[smile]grin[/smile] Хотя плюсы есть: вроде как и компания для общения, ну и по горам лазить с мужчиной попроще. Да и девочка одна подсказала взять там авто в аренду(он хорошо водит) и поездить. Пока он согласен на всё, Но для него это наверное сигнал, что согласна быть его женщиной. Я конечно не устаю повторять, что мы просто знакомые. огорчается, но терпит[smile]stuck_out_tongue_closed_eyes[/smile] Я никогда не имела таких поклонников, что меня с ним ждёт? ваши мысли))) Или уже не парить себе мозг и ехать спокойно по своему одиночному плану?
343deti.mail.ru
комиксы, гиф анимация, видео, лучший интеллектуальный юмор.
– Продажи – по продуктам, по регионам, по клиентам. Приход денег. – Первый зачитывал заголовки отчетов на распечатках, и по одной передавал мне. – Приход денег в той же аналитике? – с умным видом спросил я. – А ты можешь приход денег по продуктам посчитать? – на лице Первого расплылась улыбка. – Хм… Нет, вообще-то. Да, тупанул. – мне стало немного не по себе. Ну его, лучше молчать буду.– Вот-вот. Дальше – приход и расход денег по статьям. Маржинальная прибыль, без налогов и косвенных, только транспортные оставь и менеджерские проценты. По продуктам, клиентам, регионам. Все вроде. – Первый передал мне последнюю бумажку, сложил руки на столе и уставился на меня. – Все? Раз, два, три, четыре. Четыре отчета? Больше ничего не надо? – А что еще надо? Вроде этого достаточно для контроля ситуации. Остальное – если потребуется, предоставят экономисты и бухгалтерия. – Первый говорил спокойно и уверенно. – А в каком виде? Диаграммы, графики, таблицы? Может, на электронную почту автоматическим присылать? – не сдержался я в своем желании быть полезным и умным. – Я тебе уже нарисовал, в каком виде – посмотри на бумаги. – А, да. Так, а у вас учетная запись есть, в системе? Чтобы смотреть отчеты. – На хрена, мне Марина распечатает, я старый больной человек, зачем мне осваивать систему. – рассмеялся Первый. Хотя, было очевидно, что он не шутит. – Хорошо, я понял. Срок какой? – Ну, как сделаешь. Не затягивай только. Мне эта информация каждый день нужна, чтобы решения принимать. Кроме прибыли, разве что. – Понял, хорошо. Отчеты были готовы через два дня, из которых процентов 80 времени ушло на капризы Марины. Больше Первый за цифрами не обращался.
Второй
– Нужны цифры, цифры, цифры. Я без них иду вслепую, на одной интуиции. Если до сегодняшнего момента я мог работать на ощущениях, и косвенной информации, то дальше, с нашими планами, стратегией и амбициями так не получится. Только цифры, только контроль – жесткий, справедливый, объективный – позволят грамотно и без ошибок двигаться вперед. – Что-то, а говорить Второй умел. И убеждать. И вдохновлять. – Да, я понял. Я вам вчера высылал отчеты, которыми Первый пользовался. Понятно, что там не все цифры, которые нужны – ему, почему-то, было достаточно четырех отчетов. – Как видишь, четырех оказалось недостаточно – Первого здесь уже нет. – Второй как-то недобро улыбнулся. – Да, я тоже думаю, что он мало цифр использовал. Хотя, не мне судить. Вы посмотрели отчеты, которые я высылал? – Да, посмотрел. Все неплохо, и цифры вроде неплохие, но их неудобно воспринимать. Во-первых, и там много, и аналитика слишком широкая. Нет смысла каждый день смотреть продажи по всем продуктам, например. Достаточно видеть одну цифру – объем продаж, и вторую рядом – процент выполнения плана. Во-вторых, я – визуал. Мне очень тяжело… Нет не тяжело, а дискомфортно смотреть таблицы, намного лучше диаграммы, графики, гистограммы особенно. – Ну, это несложно, я могу те же самые данные вывести в виде диаграмм, делов-то. Давайте прямо сейчас покажу, как это выглядеть будет? – зная, что Второй согласится, я открыл ноутбук. После нескольких минут ковыряния в системе, я открыл ему четыре диаграммы, содержавшие те же данные, что и табличные отчеты.– Вот, в этом окне – продажи, в этом – приход денег, в этом – расход денег. Хотя, можно наверное объединить. – запинаясь, чувствуя нарастающее нетерпение Второго рассказывал я. – Выглядит отлично! Слушай, а можно в одном окне все объединить? Чтобы ситуацию в компании можно было одним взглядом охватить, визуально, без перепрыгивания между окнами. Я знаю, ты сможешь! – снова включил вдохновителя Второй.– Прямо сейчас в системе нет такого инструмента, но, наверное, можно. Я подумаю, посмотрю, потом напишу.– Отлично, жду! Ну все, не задерживаю, жму руку! Давай, на тебя вся надежда! – Погодите, Второй, еще вопрос. Вы это все сами, в системе будете смотреть? Или Кристина будет вам распечатывать? – Сам, конечно. Я хочу во всем разобраться, участвовать в жизни системы каждый день! Это прогресс, без информационных технологий современное управление существовать не может. Это определенный дискомфорт для меня, но я буду его преодолевать. Инструмент для показа нескольких диаграмм, с настраиваемым списком показателей, индивидуальной расшифровкой до аналитических отчетов и прочими плюшками был готов через неделю. – Шикарно! Это просто замечательно! Теперь я вижу все – сразу и наглядно. Ты просто не представляешь, как мне, и другим управленцам, не хватает такого инструмента. – Второй явно был рад. Наверное, невозможно так искусно изображать восторг. Хотя, с его-то опытом… – Да, мне тоже нравится. Главное – все настраиваемо, каждый показатель индивидуально, а движок для рисования – один. Может, для остальных руководителей тоже такие рабочие столы настроить? С их показателями. – поддался лести я. – Разумеется! А если будут сопротивляться – ссылайся на меня! Это приказ – отныне каждый руководитель должен управлять только на основе цифр! И спрашивать с них я буду на основе цифр. – И они вас обмануть не смогут больше, манипулируя цифрами. Вы ведь одни и те же показатели будете видеть, и их влияние на цифры, в смысле на их корректировку, будет нивелировано. – все больше увлекался я идеями контроллинга. – Совершенно верно! И отныне будет только так! Я еще дам пару корректировок, чтобы вообще нареканий не было. Вот, тут одну уже придумал – в гистограмме по приходу денег, можно сделать, чтобы столбик по Сберу был зеленым? – Можно, конечно! – моей радости от участия в построении всеобщей системы управления не было предела.
Третий
– Показателей нужно много, я собрал со всех источников. Вот, смотри. Так, примерно 150 получается. – 150 показателей? Зачем? Почему так много? – устало спросил я, вороша в руках кипу бумаг. – А почему я должен объяснять? Если говорю 150, значит 150. – Третий явно не был настроен на дискуссию. – Ммм, хорошо. В каком виде нужны показатели? Таблицы, графики? Способ доставки какой? В системе будете смотреть? По почте присылать? Жанна будет распечатывать? – Хороший вопрос, дай подумать. По электронной почте можно? Я анализом цифр хочу вечером, из дома заниматься. – Да, можно, у нас есть инструмент автоинформирования, он умеет отчеты высылать. – Хорошо, принято. Насчет представления информации – вот, посмотри скриншот. Я нашел в интернете, это система отображения сбалансированной системы показателей. Мне очень понравилась, возможно нам стоит приобрести это решение. Узнай стоимость, условия, и предоставь мне. – Хм, странно. Очень похоже на то, что я делал для Второго. Те же диаграммы на одном экране. Вы видели инструмент, которым Второй пользовался?– Да, видел. Не совсем то, что нужно.– А в чем разница? Одно и то же, по-моему.– Было бы одно и то же, я бы не искал другое решение. – в голосе Третьего послышались стальные нотки. – Давайте прекратим препирательства. Проект большой, я понимаю, что ИТ-отдел в одиночку не справится, поэтому пригласил на встречу финансовую службу. Георгий Викторович, от вас потребуется максимальное содействие, методическая поддержка в расчете показателей. – Да не вопрос. – наигранно бодро ответил финдир. – Поможем, посчитаем. Я девочкам скажу. Единственное, что смущает – Сергей, а откуда столько скепсиса? Директору нужен инструмент для управления, без этого никак, в чем проблема? – В том, что я буду делать уже третий инструмент, с одним и тем же функциональным назначением. Вам не кажется, что дело не в инструменте? И у Первого, и у Второго были примерно те же цифры, только не 150, разумеется. – Поясни, я не понял твою мысль. – в недоумении посмотрел на меня финдир. – Да хрень это все. – я решил пойти ва-банк. – Цифры нужны там, где есть процессы. Вы ведь программист бывший, я помню, вы на кросс-собеседовании рассказывали. Значит, понимаете, что такое система, и что такое обратная связь. Цифра – это просто сигнал, индикатор, маркер, который должен вернуться в звено обратной связи, и выдать корректирующее воздействие на систему. А у нас этот сигнал просто выдается в эфир, никак не влияя на систему. – я чувствовал, что начинаю краснеть от смешанных чувств. – А, вон ты про что. Извини, конечно, но тебе не кажется, что ты сейчас не в свое дело лезешь? Это зона ответственности Третьего, он решает, что делать с показателями и цифрами. – финдир, вполне ожидаемо, решил встать на сторону директора. – Я понимаю, о чем ты говоришь. – неожиданно спокойно проговорил Третий. – Но не забывай, что ты никогда не видишь полной картины. Если тебе кажется, что никаких действий не предпринимается, это не значит, что ты прав. Многие процессы протекают вне твоего поля зрения. – Я по результатам сужу. Ну и… Помните, я рассказывал, что сделал систему отслеживания, которая пишет статистику – кто каким инструментом системы пользовался? Я, по согласованию со Вторым, поставил на отслеживание все инструменты управления. Ими никто не пользуется. – Это хорошее замечание. Я доведу до руководителей, что использование инструментов обязательно. – А они чем будут пользоваться? Тоже на почту отчеты присылать? – Нет. Дай подумать… Мы можем вывести эти показатели – не все, а самые важные – на информационные панели? – На телевизоры что ли?– Да, повесить в коридорах, в самых посещаемых местах, пару телевизоров, и крутить там диаграммы? Я видел такое решение в ООО «Рога и Копыта». Очень эффектно смотрится.– Можем, почему нет. – Хорошо. Запускаем проект. Твои сомнения я услышал, буду иметь в виду. Просто знай – руководитель не может без цифр, они – основа управления. Но ценность твоих замечаний для меня лично важна.Телевизоры с диаграммами висели через неделю. По электронной почте с каждым днем уходило все больше отчетов.
Четвертый
– Да, я слышал твое мнение насчет необходимости в цифрах, мне Третий рассказывал. – начинался второй час обсуждения новой системы показателей с Четвертым. – Хрень это все, уже несколько раз проходили, не в цифрах проблема. Давайте процессами займемся. Контролем. Никто не умеет управлять на основе цифр, все работают интуитивно, наощупь, пока не уволят за провалы. Потом идут на другую работу, и там продолжают ковыряться, а к нам новые приходят, и все идет по кругу. – не унимаюсь я. – Я понимаю, что процессы тоже важны. Но без цифр не будет никаких процессов, ты это понимаешь? – начал терять терпение Четвертый.– Да как не будет-то! Процессы есть всегда – не важно, знаете вы о них, или нет, описаны они в бумажках, или нет. Это жизнь! И сейчас, как и все прошедшие годы, эти процессы живут своей жизнью, не глядя на цифры! А цифры просто маячат где-то. То на бумажке, то на мониторе, то в телевизоре, то в электронной почте. Цифры – это просто инструмент, как молоток или дрель. С ним надо уметь обращаться. Надо знать, что делать, если цифра не такая, как ожидалось, понимаете? А они не знают. Они просто, тупо, делают, что делали. А когда кризис наступает, начинают судорожно истерить, бегать, кричать и заниматься ручным управлением. Летят в командировки, стелются перед клиентами и поставщиками, отправляют продукцию самолетом, лишь бы клиент не сбежал. Хотя, блин, о надвигающемся кризисе было известно давно – по цифрам. Даже мне, придурку, понятно, что «процент неподтвержденных поставок = 70%», «просроченные поставки = 60 %» и «неразмещенные потребности = 40 %» – это жопа! – Это где такие цифры есть? Про поставки. – На мониторе руководителя снабжения, по всем поставкам. На мониторе каждого снабженца, по его поставкам. На телевизорах – в отделе снабжения, в отделе продаж, чтобы пинали снабженцев, у вас на мониторе, на закладке «Снабжение», в сводной презентации, которую мы каждый понедельник на оперативке смотрим. В почте… Нет, в почте нет, этим Третий пользовался. – Странно, надо посмотреть, поговорить с начальником снабжения. – наверное, зря я поставил Четвертого в неудобное положение? – Тем не менее. – продолжал Четвертый. – Цифры нужны. Я понимаю, о чем ты говоришь, проблемы процессов, некомпетентность руководителей. Я со всем этим разберусь, отдельно.– Вот метафору подобрал, зачем нужны цифры. – после минутных раздумий продолжил Четвертый. – Цифры – как туалетная бумага. Можно, конечно, без нее обходиться, но не очень комфортно. Так и цифры для управления. Можно и без них, и ты сам массу примеров сегодня привел, как это возможно и к чему это приводит. Но без них точно не получится наших целей достичь.– Да я не говорю, что цифры не нужны! Цифры – это прекрасно, но это ИНСТРУМЕНТ. Это не end-point управления, это просто сигнал, как уровень напряжения. У него есть верхняя и нижняя допустимая граница, как у той же розетки – 220 Вольт, плюс 10 минус 15 процентов. Если вышло напряжение за пределы – плохо, надо что-то делать. Ну или защиту ставить, не важно. Но что-то надо ДЕЛАТЬ. А мы на цифры просто смотрим. Я их сотни уже сделал, во всех видах, а толку то? Вот вы уже – Четвертый! – Еще раз – я понял твою позицию. Но я убежден, что ты просто ищешь причины не выполнять эту работу. Ссылаешься на предыдущих руководителей, на проблемы. Я понимаю, что проблемы есть и всегда будут, и я здесь для того, чтобы их решать. Поэтому – спасибо за интересные истории о предыдущих руководителях, это очень полезно, но предлагаю закончить эти экскурсы и заняться делом. – Ну ладно, как скажете. В каком виде хотите смотреть показатели? – Я тебе сегодня скину, как я это себе вижу. Основная, самая тяжелая часть – я ее назвал «Стратегический монитор» – в системе. Показатели в древовидной структуре, на первом уровне – четыре самых главных, разворачиваешь – видишь показатели более низкого уровня, и т.д. Состав показателей я обсужу с Ксенией, тебе перешлем. Вторая часть, более легкая и для всех руководителей, я думаю, должна работать в мобильных устройствах. Это простые оперативные показатели, вроде выполнения плана производства, cash flow, продаж, точки безубыточности. От тебя нужно решение, как это сделать. – Хорошо, понял. Все, закончили? – Да, спасибо. Жду решения по мобильной версии.Стратегический монитор был готов через месяц. Диаграммы и таблицы в телефоне, с удобным слайдером, средствами Google Charts – через неделю.
Пятый
– Это все херня, так серьезное управление не строится. Я за годы практики сформировал четкую методику по показателям, сегодня пришлю тебе файл. Все вот это, что ты мне показывал, можно выкинуть. – Ясно, хорошо. – Есть какие-то возражения? Я слышал, что с Четвертым у тебя были терки насчет цифр. – Нет, никаких возражений. Жду файл с показателями. – Вопросы может какие-то есть? – Да, где показатели будете смотреть? Компьютер, почта, телевизор, телефон, сайт, распечатку Людмила делать будет? – Это все детский сад. Просто распечатаем на цветном принтере, и повесим в специальном помещении – стратегической комнате, чтобы и я, и любой руководитель, мог зайти и посмотреть.– Хорошо, понял.
Шестой
Не знаю, без меня.
joyreactor.cc
Вольный сын эфира
– Положить тебе ещё, Ираклий? Что ты любишь? – спрашивала раскрасневшаяся оживлённая хозяйка, раскладывая печёную тыкву и картофель.
– Больше всего я люблю солнышко, от него самая хорошая прана. Посижу на солнышке, подышу – и всё. А ем редко, иногда неделю не ем, если есть солнышко. Не хочется. Если есть просвет в тучах, можно брать прану оттуда. Можно просто от лампочки. Посидел под лампочкой – и всё.
– А если два пальца в розетку? – поинтересовался Сергей.
– На прошлой неделе я был в Комитете по делам физкультуры и спорта, – улыбнувшись, продолжал Ираклий, – Я им показал! За полчаса увеличил бицепс на десять сантиметров. Потом я поднял триста килограммов.
– Триста килограммов? – усомнился Сергей. Ираклий был спортивно сложен, но не походил на тяжеловеса.
– Ты не понимаешь. Ты на чём сидишь?
– На штанах.
Ираклий повернулся. Мышцы волнами покатились под полосатой футболкой, рисунок её узких полос зарябил и расплылся прозрачными радугами.
– Олег, ты на чём сидишь?
– На К-кундалини, Ираклий.
– Молодец! Ты слышал? Он сидит на Кундалини, а ты на штанах.
– Расскажите про Кундалини, – вежливо попросил юный Рерих.
– Кундалини – это всё. Можно летать. Можно пробить кулаком стену. Недавно накачался праной как бомба, чувствую, трону кого – убью. Я тогда ударил стену, и кулак ушел в бетон. Вот так! После этого у меня энергетика упала, – посетовал Ираклий. И добавил как бы между прочим, – Я выходил восемь раз.
– В астрал? – оживилась оккультная дама.
– Астрал – это ерунда. Бери выше!
– А куда выше, неужели на Самый Верх?
– Да, на Самый Верх. Семь раз мне говорили: “иди назад”. А потом сказали: “делай что хочешь”.
– Кто сказал?
– Ты неочищенная, не поймешь.
– П-покажи им что-нибудь, – попросил Олег.
Ираклий стянул футболку, обнажив могучую грудь. Глубоко вдохнув и взбугрившись всеми мышцами, он медленно выдохнул. Сергей невольно засмеялся. Некое дуновение, идущее из центра Ираклиевой груди, рождало пьянящее веселье, летучие мурашки побежали по всему телу. Потом Ираклий согнул кусок медной проволоки и та завертелась в его кулаке как живая, реагируя на буйные всплески биополей. А когда погасили свет, вокруг Ираклия мерцала голубая дымка и лёгкие световые волны гуляли по его телу. Сергей был впечатлён. Овеществлялись восточные сказки о чакрах, пране, о таинственных Махатмах Востока, и ему тоже отчаянно захотелось стать посвящённым сотрудником Света, повелевающим неведомыми силами и свершающим невидимый миру подвиг в тени существующей конкретно-исторической обстановки.
Теперь Сергей просыпался с зарёй, медитировал на алое, перетекающее в золото восходящее солнце, и выполнял асаны. Рассветное ощущение праздника росло и ширилось в нём день ото дня. Ираклий свёл его с московским экстрасенсом Викентием Луниным. Невысокий, худощавый, подвижный и лёгкий, Лунин самозабвенно мотался по столице, шаманя, целительствуя и учительствуя в полуподпольных оккультных кружках. За ним волочилась свита юных искателей смысла жизни, убеждённых пожилых оккультистов, жаждущих чудес и развлечений бытовых мистиков, больных и недужных, надеющихся на исцеление от хворей. В это элитное общество был допущен и Сергей.
Однажды он узнал, что гуру можно будет увидеть на очередном собрании оккультной общественности столицы, где также ожидали Ираклия. В назначенное время на вокзале у памятника Вождю его встретила лунинская соратница Алёна.
– Жаль, что тебя не было на прошлом занятии, – пропела Алёна. – Дядя Вика разошелся, он такое устроил!
– Что же он устроил?
– Ну, не знаю. Это надо было самому видеть. Мы крутили спирали, дядя Вика делал всякие штучки, а потом прокрутил меня по всем Стихиям. Такой был балдёж! Я вообще сразу выключилась. И потом ещё целый день шёл чистый кайф!
Тут подошел и сам Лунин, весёлый и лукавый. Ираклий не появился. Мистики погрузились в полупустой вагон пригородной электрички. Поезд пошёл, за окнами замелькали столбы. Алёна расслабленно прислонилась к окну и впала в обычный транс. Щёки её порозовели, губы загадочно улыбались. А Сергей принялся выспрашивать, пользуясь отсутствием обычной лунинской свиты:
– Викентий Михайлович, как вы совмещаете ваши оккультные занятия с христианством?
– Я проповедую Энергетического Христа. Христос распял себя на энергетической спирали. Понимаешь? Спираль – это и есть Христос. Он давал религию для толпы, а ученикам давал энергетику. Апостолы стали работать со спиралями, исцелять. Они были в упоении, их не интересовали концепции, – легко и твёрдо говорил Лунин. – И только потом, после ухода Христа, была дана концепция через Иоанна Богослова. Но за две тысячи лет всё было растеряно. В церкви остались одни пустые формы, священники ничего не знают об энергетике. Боятся.
– Говорят, нашёлся священник, который одобряет ваши занятия. Вы ещё ездили к нему, в Тихвинск.
– Нет, он вполне ортодоксальный. Сначала всё было нормально. Но потом он увидел, как я работаю руками, плюнул, перекрестился и заперся у себя. Всё, – лучисто улыбнулся Лунин, – запомни, ортодоксальное христианство тебе ничего не даст. Тебя скоро затошнит от ортодоксов. Работай над расширением сознания. Ты читал “Священные Арканы” Шмакова?
– Ну, Шмаков – это не Иоанн Богослов, – отмахнулся Сергей.
– Мы не знаем тех, кто работает сейчас, – строго сказал Лунин. – Шмаков в двадцатом веке сделал не меньше, чем Иоанн в первом. Надо понять своё место и стать в строй таких же скромных тружеников, как и ты. Надо быть простым сотрудником Космоса и делать работу, обыденную и черновую. А ты вместо этого занимаешься собой.
– И что же будет потом, после раскрытия чакр и овладения энергетикой?
– Ты поднимешься выше Бога и растворишься в пустоте и небытии.
– Я не хочу растворяться в пустоте! – запротестовал Сергей.
– Это сейчас ты не хочешь, а потом захочешь.
Когда, ведомые гуру, они добрались до конспиративной квартиры, уже совсем стемнело. По узкой лестнице панельного дома они поднялись на пятый этаж и сквозь незапертую дверь попали в тесную прихожую, завешанную и заваленную шубами и пальто, с россыпью ботинок и женских сапог на полу. Лунина моментально обступили, а Сергей протолкался в гостиную. Затем в прихожей хлопнула дверь и послышался голос Ираклия. Он ругался, стаскивая куртку и ботинки. По его словам, его задержали дома не ко времени прибывшие академики, желавшие прикоснуться к Учению. Опоздав на электричку и не зная адреса, он отыскал собрание, “настраиваясь” на Олега, на что ушло огромное количество праны. Последнее обстоятельство огорчало его чрезвычайно.
– Столько праны зря перевёл! – возмущался он. – Это ваша вина!
Из кухни с радостным воплем вырвался Олег. Сергей смутился и отошёл в сторону.
– Что это за тип, который откачивает наших мальчиков? – поинтересовалась белокурая Лина, с опаской обозревая Ираклия бездонными чистыми глазами.
– Откуда ты знаешь, что откачивает?
– Чувствую. Э т о я всегда чувствую.
Когда началась официальная часть форума, теософы, антропософы, гностики, агни-йоги, спириты, астрологи, вегетарианцы и сыроеды разместились за обширным овальным столом, расселись в креслах, на стульях, табуретах и подоконниках. Скучные вопросы легализации движения и тиражирования самиздата мало интересовали Сергея. Ему было хорошо. Гостиная купалась в густой пране, два гуру физически-ощутимо грели его, и Алёна глядела на них с благоговейным ужасом. Шалопай Сергей собрал побольше праны, раскрутил в тугой вибрирующий шнур, и запустил в неё. Алёна клюнула носом и осела, закрыв глаза. И тотчас недремлющий Лунин отплатил ему тем же. Герои развлекались. Огненные шары плыли в пространстве, разворачивались волнами света, рождали искрящиеся смерчи, распускались светоносными бутонами...
После этой московской тусовки что-то изменилось в Сергее, как будто где-то внутри, в самой сокровенной глубине его существа, распахнулась давно запертая и позабытая дверь, и из проёма брызнул волшебный свет. Казалось, источник неисчерпаемых сил, здоровья и радости пробудился в нём. Ему снились цветные искрящиеся сны, в которых раскрывались бездны небес и глубинное устройство мироздания, и было жаль, что при переходе невесомой границы бодрствования он не мог удержать этих смыслов, а если удерживал, не умел переложить в слова. Мир вокруг сделался тугим, вибрирующим и тёплым. Окружающие, прежде отчуждённые и далёкие, потянулись к этому теплу, вахтёрши на службе улыбались ему, а коты лезли под руку. Тучи рассеивались, когда он выходил из дома в пасмурный день, и даже вечерние городские фонари, обыкновенно тлевшие вполнакала, разгорались и ярко вспыхивали, когда он проходил под ними.
Олег первым почуял эту перемену. В один из вечеров, когда Сергей заглянул к нему на огонёк, Олег, разбитый жестоким радикулитом, выполз, перебирая руками по стене и попросил:
– П-полечи меня, Серёга! Вчера работали с Л-луниным, поднимали К-кундалини. Спина болит…
И Сергей понял, что действительно может. То, что он называл праной, переполняло его и властно стремилось вовне. Он воздел и медленно опустил руки, и густое золотистое свечение прокатилось по всему телу Олега.
– Меня качает, сейчас уп-паду, – сказал тот и лёг на пол.
Трёхметровый солнечный луч повис над Олегом в воздухе. Сергей медленно водил головой, а потом просто глазами из стороны в сторону, и луч совершал широкие взмахи, как будто под потолком комнаты раскачивался невидимый фонарь.
Сначала свет волнами накатывался на Олега, потом стал пронизывать его насквозь. Проступили тенями и заволоклись золотистым туманом слоистые объёмы внутренних органов. Теперь уже над Олегом стоял широкий, медленно текущий вниз жёлтый столб. Сердце Сергея билось синхронно с его сердцем, и всё пространство комнаты пульсировало в такт его ударам. Потом свечение померкло, оставив ощущение струящегося тепла. Олег пролежал час пластом, то ли заснув, то ли балдея, и встал обновлённым.
Скоро сарафанное радио разнесло вести о целебных свойствах Сергея. К нему стали обращаться друзья с просьбами снять головную боль, за друзьями пошли знакомые, а через тех потянулись и настоящие хронические больные. Больных в этом лучшем из трёх миров оказалось неожиданно много, и Сергей очень скоро понял, что такую ношу ему не потянуть. А тут и Лунин вдруг прекратил свои шаманства и ушёл в глухое подполье. Выяснилось, что великолепный Ираклий работал на КГБ, и информаторы ведомства посещали занятия в лунинских группах. Из кругов, близких к осведомлённым, просочились сведения о том, что органы всерьёз заинтересовались оккультными делами, и даже завели собственную группу чёрных мистиков для экстрасенсорной разведки и операций в астрале.
Сергей чувствовал, что и ему самое время последовать примеру гуру. Он стал уставать от целительства, но отказать никому не мог. Смущало, что во время сеансов он узнавал о своих пациентах больше, чем ему хотелось. Граница между собственным и другими "я" размывалась. Его посещали чужие мысли, он ощущал чужие эмоции, всплывали обрывки воспоминаний ревматиков, сердечников, дам, пострадавших от абортов, и это докучливое ненужное знание тяготило его. А временами накатывало пугающее чувство, что его как личности и вовсе не существует, а есть лишь текущее через него животворящее Нечто.
Последнего пациента ему сосватали через третьих лиц, по слёзным мольбам безутешной полногрудой чиновной дамы, жены болящего. Больной был членом партии, и потому сеансы проходили в условиях строгой конспирации. Сергей приходил вечерами в больницу и ждал в назначенное время на нижней лестничной площадке подвального этажа, а пациент, угрюмый и раздраженный дядька с плохо скрываемым страхом в глазах, спускался из своего онкологического отделения. Дядька не верил в экстрасенсорные штучки и стыдился того, что связался то ли с шарлатаном, то ли сумасшедшим. Но он хотел жить, и потому терпеливо стоял в тёмном углу под лестницей, обнажив бурую кровоточащую язву, и ждал, пока сопляк закончит свои пассы. Эти сеансы выдаивали Сергея досуха. Вернувшись в свою коммуналку, он ложился на диван лицом к стене и засыпал.
Наконец, наступил день, когда волшебная дверца совсем закрылась, оставив холод и пустоту. Истощённый организм пошёл вразнос, чередой наступали болезни. Его руки потеряли чувствительность, немели и скверно пахли, а душа болела до такой степени, что в приступе чёрной тоски он вынес на улицу и сжёг на пустыре за домом Дхаммападу, Бхагават-Гиту и другие любимые книги. Недавние собратья по садхане отдалились и избегали его. Рассеялись страждущие, которых он пользовал, и даже друзья, прежде искавшие его общества, перестали заходить. Иногда он встречал на улице партийного дядьку, благополучно выписанного из больницы. Завидев Сергея, тот наклонял голову, как бы кивая, отводил глаза и проходил мимо.
Произошли и другие изменения. Бесследно исчез таинственный Ираклий, а Олег переехал в Москву. По слухам, его новая московская жена была его Кармическим Астральным Двойником. Олег духовно вырос и удивлял своими подвигами. Он уже свободно ходил в астрал и левитировал. В тонком теле он совершил путешествие на Луну, которая оказалась полой и населённой изнутри, и даже проник в тщательно охраняемый Кремль, где узнал о скором тотальном подорожании, и о том, что будущее всего мира принадлежит коммунизму.
Вскоре после второй женитьбы Олег улетел в Тбилиси, а затем куда-то в Сибирь, исчезнув с горизонта подобно сверкающему метеориту. Запоздалым эхом донеслись вести о том, что он лицезрел Сатану, поседел, и излечился от заикания. И ещё через несколько месяцев, что завершив круг по необъятным просторам нашей страны, он пишет в родном Шахтёрске первую из трёх книг, составляющих цель его Земной Миссии. Но всё это больше не интересовало Сергея. К тому времени он уже переболел оккультизмом и обратился в православие.
Много воды утекло с той поры, немало повыветрилось праны. Инвалиды оккультного фронта приписаны к своим диспансерам. Новые русские мальчики продолжают Садхану на берегах Оки и Москвы-реки. Неуклонно возрастает напряжение Невидимого Армагеддона и Высшие Энергии всё уверенние пронизывают плотные слои Шаданакара. Теперь уже каждый может подключаться к ним, купив абонемент в кооперативе «Венера», что рядом со станцией метро «Октябрьская». Но поздними вечерами, когда сгущается астрал и так ноют старые шрамы на тонком теле, когда гудит перед магнитной бурей застуженная Сушумна, всё чаще вспоминаются те заповедные застойные годы. То дивное время, когда изымали самиздат, воздвигали гонения, когда э т о было бесплатным, и праны ещё хватало на всех...
Читателей произведения за все время — 27, полученных рецензий — 0.
grafomanam.net
